Им пришлось стать историками, топографами, туристами, антропологами, сыщиками. Поисковики возвращают семьям потерянных 75 лет назад мужей, отцов и дедов. Благодаря им наши воины обретают покой. Командир оренбургского поискового отряда Александр Соколов рассказал о работе поисковиков корреспонденту «АиФ Оренбург».
Идем вслепую
Людмила Максимова, «АиФ Оренбург»: Александр, расскажите, как вы определяете место будущих раскопок?
Александр Соколов: Изучаю официальные сводки нашего генштаба, мемуары солдат, особенно немецких. В воспоминаниях наших генералов преобладают цифры, а в сводках фразы типа: «силами двух батальонов продвинулись туда-то», «уничтожили врага»… Немцы же события описывают подробно, например: «Вставало солнце, я вышел и увидел…». Их воспоминания хорошо накладываются на карту. Так, в Волгограде по мемуарам адъютанта Паулюса, я вычислил, по какой балке вдоль берега реки проходил генерал.
Мы согласовываем место будущих поисков с органами местного самоуправления и местными поисковыми движениями, полицией, министерством обороны. Обычно занимаемся этим зимой.
-Трудно было начинать поисковую работу?
- В 2010 году я начал интересоваться поисковыми организациями. Тогда мы с отцом нашли, где был захоронен мой дед. Постепенно начал вникать. Сначала ездил копать к друзьям в Волгоград. Было сложно. Первый металлоискатель взяли в аренду. Потом вскладчину купили уже «бэушный» прибор. Потом нам депутаты и бизнесмены помогли приобрести профессиональное оборудование. Кстати, к сожалению, оно импортное. То, что на вооружении в ОМОНе, реагирует на металл, наверное, только при прикосновении к нему. В случае, если в захоронении расстрелянные (как правило, в одном белье), металлоискатели не срабатывают, или же если почва сильно минерализованная, тогда используем щупы, лопаты. Иногда вообще идем вслепую. Обычно, наша поездка длится дней 10. Бывает, день-два идем, и ничего, уже тает надежда, но потом зацепляемся. Редкая удача, когда сразу выходим на блиндажи и солдат. Порой бывает, щупами идем, протыкаем землю. Нас научили хорошо работать с ними: по звуку определяем, в камень, дерево, железо или кость попал инструмент, или даже, атаковали здесь или оборонялись.
Помогли соцсети
- Как вы научились определять личность человека по останкам?
- Мы определяем имя либо по медальону, либо по личным вещам. Чаще всего нам помогает нацарапанная на ложке, тарелке, или кружке фамилия. Медальоны большая редкость. Их носили до1942 года. Многие боялись заполнять, думая, что обязательно убьют. Или солдаты просто не успевали заполнить, или же бумажки рассохлись от земли и влаги.
Высший пилотаж, когда имя удается восстановить по мемуарам. Так, один поисковик прочитал много книг по обороне Севастополя и запомнил случай, как одного подчиненного командира артиллерийской батареи ранило осколком в горло, и он застрял у него в позвонке. Оперировать его не успели, а вскоре он погиб. Потом этот поисковик в одном из захоронений у Севастополя нашел останки солдата с осколком в позвонке, и так выяснил, что это был именно тот человек.
Однажды мы очень оперативно узнали имя найденного солдата. В 2015 году весной нашли под Волгоградом останки Рябко Кузьмы Алексеевича. В районе пояса у него была смятая кружка. Видать в блиндаж попал снаряд: стенки были в осколках, от скелета почти ничего не осталось. На кружке прочитали имя. С нами были журналисты, и они выложили информацию в свою группу. Так, запись увидел командир местного поискового отряда, который общается с внуком этого Рябко. Через шесть дней он уже приехал на место и установил памятник, забрал останки и захоронил. Мы ездили на похороны. Было много сослуживцев Кузьмы Алексеевича, его дочери, правнуки. Он погиб в Сталинградской битве в августе 1942 года, ему было 42, уже было шестеро детей. Там же мы нашли 18-летнего Баева Евгения Васильевича. К сожалению, по архивам установили, что у него оставалась одна мать. На нем, видно, род Баевых ушло в небытие. Опознали его по трофейной немецкой фляжке, на которой была подпись «Жене Баеву от Петровой Ольги». О ней узнали, что в ноябре того же года она пропала без вести.
Работаем с утра до ночи
- Кто в вашем отряде? Наверняка, среди них есть медики, иначе как вы «читаете» останки человека?
- В нашем отряде 15 человек. Среди них есть и спецназовцы, и газовики, и педагоги, рабочие. Всем за 30 лет, самый старший - мой отец (ему 53), самый молодой - Марк (23 года). Всему научились, слушая опытных боевых товарищей, читая книжки.
Скелет первого бойца собрали неправильно, но тогда нам помогла антрополог из питерских поисковиков. Сейчас по зубам, нижней челюсти, черепу, бедреной кости я могу определить возраст и пол человека. По зубам, хрупкости костей можно определить, как питался человек в последний месяц перед смертью. По сути, мы последние, кто видит бойца в его последний момент. Есть те, кто безобразно выкапывает, мародеры, разбрасывая кости и забирая металл, после них ничего нельзя узнать.
Мы делаем так называемый археологический стол. Копаем в сторону от скелета на 60-70 см, затем все зачищаем маленькими слоями. Каждая косточка обрабатывается ножиком.
Иногда приходится копать глубоко. Например, если погибли в траншеях, то от полутора до трех метров, если в двухуровневом блиндаже, бывает, и до четырех метров опускаемся с лопатой. Все зависит от вида боя. Если была атака, то кости буквально торчат из-под листвы, как под Питером. Работаем с утра до ночи.
Поначалу жутко было. Сейчас новички тоже переживают. Девушки, кстати, более спокойно относятся к этому. Если мы в перчатках кости берем, то девочки обычно голыми руками. Конечно, воспринимают они все это не без драматизма, но, тем не менее, адаптируются быстрее мужиков.
Раскопки обычно проводим в майские праздники. В это время я всегда стараюсь уехать из города, когда начинается всплеск всеобщего патриотизма: «Мы помним, мы гордимся». Я имею в виду лицемерие среди молодежи, обклеенной ленточками. Их выезды на природу, когда люди вроде как, отмечают хорошее событие, но после себя оставляют мусор и бутылки. Самая мерзкая картина, которую я видел, это когда 9 мая мчалась колонна этих ребят на размалеванных машинах и на «зебре» чуть не сбили бабульку в орденах.
Мы проводим иногда встречи со школьниками. К сожалению, мы заметили, что даже педагоги плохо знают историю. Нас спрашивали, вы нашли эти предметы в нашей области? Видимо, они не слышали лозунг Сталина: «Ни шагу назад! За Волгой для нас земли нет!». Мы стараемся во время встреч исправлять эту неосведомленность.
Нашли? Ну, и что?
- В стране много поисковых отрядов?
- В области в основном школьные и студенческие отряды, и один взрослый - наш. А в стране огромное количество. Не все из них зарегистрированные. Такие в прессе именуются черными копателями. Черные копатели - плод воображения журналистов. Когда смотришь новости, где рассказывают, как были обнаружены люди, которые хранили военные артефакты, это вызывает смех. Эти люди так же сдают то, что положено, в музеи, они не воруют. Просто у них нет регистрации, как поначалу не было и у нас. Другое дело, мародеры, которые грубо раскапывают захоронения, воруют награды, разбрасывают кости солдат. У нас они вызывают омерзение.
- Как на новость о найденном солдате реагируют его родственники?
- Конечно, в основном адекватно, иногда не могут подобрать слов. А, бывает, равнодушно. Однажды нашли уроженца нашей области, отыскали правнучку, а она спросила: «Ну, и что? Не звоните мне». Но потом перезвонил ее родственник и был очень рад.
Мы стараемся ездить на погребение найденных солдат.
- А как поступаете с немецкими солдатами?
- Поисковики разделяются на два типа: есть те, кто считает немцев подлецами и считает, что их не нужно хоронить. Но я знаю, что, если в Германии находят останки советского солдата, его хоронят с почестями. Думаю, что мы должны относиться к немецким солдатам также, если хотим, чтобы с уважением относились к нашим воинам.
- Много еще белых пятен на поисковой карте?
- Очень много. В Мурманске много захоронений, до которых просто невозможно добраться - мерзлота. В некоторых района Карачаево-Черкесии, например, только 14 дней в году можно вести поиски, а потом скорей эвакуироваться, пока не разлились реки.
- До того, как занялись раскопками, у вас была туристическая подготовка?
- Никогда не был любителем выездов за город. Дикостью казалось заночевать в палатке в лесу. А теперь влюблен в природу, лес. Очень скучаем зимой. Один раз было тоскливо, я распечатал сухпаек, разогрел на сухом горючем, поел походной ложкой, правда, нагревательный элемент вплавился в линолеум, и я получил люлей. А товарищ дома разложил палатку в зале и спал в ней. Иногда снимаем ломку тем, что ездим на заброшенные полигоны, где в начале 90-х проходили военные учения. Попадаются ложки, котелки. Еще нашел одну отдушину - собираю грибы.
- Где вы чаще всего копаете? У вас есть свой музей?
- Чаще всего бываем в Волгограде, Питере, были в Смоленске, недавно влюбились в Тверскую область. Музея нет. Это у нас больная тема.
- Как вам удается организовать поездки?
- Раньше ездили за свой счет, потом помогали спонсоры, депутаты. Собирали с мира по нитке. Помню, в 2015 году разослали письма в 98 организаций области, и откликнулось только восемь из них. Сейчас большая часть отряда работает на крупном предприятии, и директор выделяет средства на нашу работу.
В тему
Марк – молодой предприниматель и самый молодой участник отряда. Год назад ему подарили металлоискатель, и он решил попробовать себя в поисковой работе. Весной впервые участвовал в раскопках:
- На самом деле это благодатная работа, тяжести вообще никакой не ощущаешь. Мы городские жители, каждый из нас в основном на сидячей работе. И физический труд в виде раскопок не воспринимается нами как работа, на которую наняли. Это отдых. Копаешь в свое удовольствие, понимая, что делаешь хорошее дело. Поверьте, никакие тяжесть или усталость не появляются.
Жизнь на 1000 кусочков. Беженцы из Украины начинают всё сначала в Оренбурге 
Зимний автостоп без купюр. Путевые заметки путешественницы из Сибири 
Евгения ЧЕРНОВА: «Тварь я…», или Куда исчезает человечность? 
Москва подзаборная. История женщины, которая смогла подняться со дна жизни 
«Я сражался до последнего». О подвиге оренбуржца заговорил весь мир