Как изменился труд шахтера за последние десятилетия, кому под силу работать в глубоком подземелье, почему происходят несчастные случаи и трагедии? Об этом корреспондент «АиФ Оренбург» поговорил с человеком, который прошел все ступени этой профессии - от горнорабочего до начальника рудника, заслуженным шахтером РФ, Константином Вороновым.
Не та закалка
Людмила Максимова, «АиФ Оренбург»: Раньше профессия шахтера была очень романтизирована. Расскажите, что это были за времена и как они отличаются от настоящего?
Константин Воронов: Поколение сменилось. Оно совершенно другое. На мой взгляд, мы потеряли дух соревнования. При советской власти соревновались друг с другом проходческие бригады. Был хороший дух соперничества. Каждый старался работать лучше. Сейчас в этом отношении хуже, но начали задумываться, что нужно это возрождать. Ведь дух соревнования порождает у членов бригады ответственность, организованность, стремление к повышению квалификации. Сейчас у нас сложное оборудование, и, чтобы грамотно им управлять, его нужно хорошо изучить. У молодого человека должно быть желание использовать все возможности машины, которой он управляет. Мы учим молодежь, но, если у человека нет желания что-то улучшить на рабочем месте, и его все устраивает, что сделать? Здоровый дух соперничества поможет победить эти недостатки.
- Каждый может быть шахтером? Какими качествами нужно обладать, чтобы работать здесь?
- Шахтерами не все могут быть. Те, кто работает в шахте, это люди особого склада, особого характера. Сегодня многие молодые люди устраиваются, недельку поработают и идут рассчитываться - не могут в шахте работать, не так закалка, не тот стержень.
Во-первых, у человека должна быть стойкость духа, способность к самопожертвованию, недаром же говорят о шахтерском братстве. Настоящий шахтер в беде товарища не оставит. Тем более, если это случилось под землей. Здесь могут работать только крепкие духом люди. Во-вторых, на руднике коллектив делится на бригады и звенья, и никто здесь не выпячивает свое «я». Все достижения - общие.
Во всем виноват «авось»
- По чьей вине, как правило, происходят несчастные случаи и аварии?
- Во всех неприятностях на производстве большую роль играет человеческий фактор. Работа всегда одна и та же, но желание махнуть рукой на требования техники безопасности приводит к несчастью. А бывает так, что у человека «замыливается» глаз. Поэтому, как правило, внизу работает не меньше двух человек. Если один просмотрит что-то, товарищ заметит и поможет.
- Как вы встречаете новости о трагедиях на других рудниках? Разбираете ситуации?
- Тяжело. Это же людские жизни. Все случаи крупных аварий мы разбираем на оперативках. Доводим до трудящихся причины произошедшего, чтобы человек знал, к чему могут привести неправильные действия. Все это проходит очень серьезно, под роспись.
- Вы считаете шахту домом? Как это возможно?
- Я же говорю, что шахтеры - люди особой закалки. Если прижился к шахтерской среде, то это уже не место работы, а, действительно, твой дом. Смена длится 410 минут, но рудник проводит здесь больше времени (прежде, чем опуститься вниз и уже после подъема).
Вечная профессия
- Зарплата шахтеров соответствуют уровню опасности?
- Если сравнивать со средней зарплатами по РФ, то да, соответствует. Если у нас зарплата средняя 25-30 тыс. рублей, то ведущие профессии на шахте оплачиваются в 60 тыс. рублей. Хотя, возможно, это несопоставимо с оплатой труда рудников за рубежом.
- Сколько лет максимум можно поработать на шахте? Болезни, по-прежнему, неизменные спутники профессии, или что-нибудь меняется?
- Да видите же, без конца нос вытираю. Конечно, меняется. Раньше у бурильщиков была виброболезнь. Машины сменились - ее нет. Остался силикоз (силикоз – тяжелое заболевание легких, вызванное длительным вдыханием производственной пыли. - Прим.ред.). Но за счет совершенствования техники, постепенно решается вопрос профзаболеваний. Если на первых самоходных машинах использовали солярку Е3, то сейчас машины требуют Е5, значит, в шахте станет меньше газа.
Шахтеры выходят на пенсию в 50 лет. Как правило, до 55-58 рудники еще работают, но и потом могут устроиться на поверхности.
- Как вы думаете, профессия шахтера вечная?
- В общем-то вечная, только я думаю, что лет через 30 шахтер будет управлять кареткой и установкой с поверхности или слесарки, не заходя в забой. У меня глубокое убеждение, что все будет роботизировано. Кроме того, пока будут недра, мы будем вынуждены добывать полезные ископаемые, человек не может обходиться без железа и меди. Запасов нашего рудника, даже при производительности в 9-10 млн тонн руды в год (на которую мы собираемся выходить), хватит на 40-50 лет. Но это только до 1310 метра, который мы разведываем, но ведь ниже еще толком никто не искал (а рудное тело прослеживается). Возможно, мы и хвосты начнем перерабатывать.
Мы гордимся своей профессией. К чему не прикоснешься, мы считаем, что в этом есть частица горняцкого труда.
- Расскажите, пожалуйста, есть ли у вас профессиональные традиции?
- Наверное, массовые занятия спортом можно назвать нашей традицией. А еще многие шахтеры любят отдыхать на природе, рыбачить. А так особых традиций нет. Честно говорят, на тех должностях (начальника рудника или главного инженера) некогда традициями заниматься, времени не остается даже на дом. Если я своему водителю говорил, поехали домой, он ехал на шахту.
Пройти все ступени роста
- Вы ведь наблюдали расцвет комбината?
- Собственно, полная модернизация рудника и вывод на настоящую производительность прошли у меня на глазах. Когда в 1974 году я пришел на рудник обычным рабочим, самоходного оборудования не было. Ручная проходка была, телескопами бурили, пневмоперфораторами ПР-32 (он весил 36 килограмм). Это все на моих глазах. Лично я работал на станках под 500 кг, чтобы его смонтировать, перетащить, тоже требовались большие усилия.
В 1974 году в связи с тем, что на подземном руднике разведали большие запасы, было принято решение резко повысить производительность подземного рудника, а сделать это можно было только с внедрением самоходного оборудования. Еще раньше приняли решение о строительстве ствола шахты «Эксплуатационная» и о внедрения самоходного оборудования. Был организован на 380 горизонте опытно-промышленный участок по испытанию этого оборудования. В 1976 году из США пришли первые машины фирмы Вагнер СТ-5А и СТ-2Б (ковшевые погрузо-доставочные машины). Только в Казахстане (в СССР) был рудник, где использовалось такое же оборудование. Я был первым начальником опытного участника в Гае, где мы начали применять эти машины.
- Наверное, было нелегко перейти на них?
- Конечно, мы ведь не видели эти машины. Мы отправляли людей учиться в Казахстан. В то время этот рудник гремел. С 1976 года рудник начал модернизацию – переход на современное оборудование. Пришли ковшевые погрузо-доставочные машины, пришли минибуры (буровые каретки) вместо молотков ручных, вместо станков НКР пришли буровые установки для глубоко бурения (до 30 метров). Это все было у меня на участке.
- Можно сказать, что труд стал легче?
- Конечно, резко повысилась производительность - на проходке на 30 %. При этом мы еще только учились. Если раньше при выпуске руды из камер производительность камер была 10-12 тыс. тонн в месяц, то на выпуске руды производительность возросла сразу до 15-18 тыс. тонн, дальше до 35 тыс. тонн в месяц.
Это были опытно-промышленные испытания, много чего поменялось. Стало ясно, что это весьма перспективно, и стали внедрять самоходное оборудование по всему руднику. Первый этап перевооружения закончился в 1986 году – весь рудник был переведен на работу самоходного оборудования. К сожалению, в стране тогда самоходное оборудование выпускали в очень ограниченном количестве, и эксплуатационные качества были не совсем удовлетворительными, ниже, чем у импортного оборудования. Хотя в 1984 году в стране было принято решение о строительстве специализированного завода по выпуску самоходного оборудования (погрузо-доставочной техники) в Воронеже. Но потом подоспела перестройка и аккуратно все это дело заглохло.
И до сих пор мы используем импортную технику. Сейчас еще хуже. Раньше хоть в Свердловске выпускалось самоходное оборудование. В 1984 мы построили ствол шахты «Эксплуатационная» - 102 метровый копер, и пустили в эксплуатацию клетьевое отделение этого ствола, а в 1986 году скиповое отделение. Выросла производительность. Но с перестройкой начался большой провал. Не было оборотных средств. Стояли камеры не заполненные. Подземные работы не терпят пустоты. То, что добываем, должны заполнять закладкой. Не было денег ни на шлак, ни на цемент. Поэтому чтобы не получить осложнения в шахте, пришлось снижать производительность. Когда все нормализовалось, а мы вступили в холдинг, снова начали наращивать производство. Это произошло в 1994-1996 годах. Сейчас 2017 год, собираемся получить 7,5 млн тонн. У нас план, и мы его выполним. В перспективе дойти до 9 млн. Если все будет нормально, то в 2019 году у нас будет снижение производительности в связи с реконструкцией подъемов шахты «Эксплуатационная». С такой добычей, как у нас, только в карьерах работают. У нас уникальный подземный рудник. В Норильске группа рудников добывает примерно столько, сколько мы добываем на одном. В 80-е наша шахта был крупнейшей в Союзе. Это уникальное месторождение, уникальный подземный рудник. Здесь огромные запасы. Они разведаны до 1310 метра. А вообще рудное тело, что мы имеем, тянется до 1600 метра и дальше еще никто не бурил.
Когда я пришел в 1974 году, мы добывали 1 млн 104 тыс. тонны, а сейчас 7,5. Это огромные темпы роста.
- Константин Николаевич, вам приходилось работать обычным рабочим на участке и быть начальником рудника. Скажите, где работать легче: под землей или в управлении?
- В шахте мне всегда было лучше, чем в управлении. Никогда не тянуло в кабинеты. Работая на высоких должностях, ты мало времени уделяешь семье, а голова всегда забита одним: что там происходит, как работает рудник? Хозяйство большое, сбоев немало, вовремя нужно поправить, чтобы не было провалов. Ответственнейшая работа. Конечно, в управлении физически легче. Но груз тяжелый на душе. Сплошные стрессы. Ты в ответе за каждого человека, а их тысячи. Поэтому я до 60 лет доработал и ушел на спокойную работу.
К сожалению, в шахте давно не был, врачи запретили. Поэтому сейчас занимаюсь работой, которая требует усидчивости, знаний. В общем, я занимаюсь разработкой перспектив подземного рудника на ближайшие три года. Я составляю графики работы рудника по выполнению 7-8 млн тонн и прочее. Серьезная, сложная работа, которая требует определенных знаний.
- Долгое время вы были главным инженером и начальником рудника, сейчас занимаетесь перспективным развитием шахты. Вы, как раз-таки двигаете паровоз вперед, вернее, вниз. Наверное, чтобы достичь такой высоты, нужно познать все азы мастерства?
- Чтобы стать серьезным специалистом, нужно пройти все ступени. Тогда только ты сможешь разговаривать с рабочим на равных, он не станет вешать тебе лапшу на уши, из-за чего потом могут произойти проблемы, а будет тебя уважать. Рабочие понимают, кто перед ними стоит.
- Начальник рудника должен знать своих шахтеров в лицо?
- Когда на руднике работало 1200 человек, я практически всех знал в лицо. Сейчас на шахте 2200 работников. Думаю, что начальник рудника и главный инженер процентов 80 коллектива точно знают в лицо. Это очень важно. Такие отношения снимают границу между начальником и подчиненным. Это не ложная демократия, а нормальные человеческие отношения. Если рабочего называет по имени-отчеству, он понимает, что не просто рабочая единица, а уважаемый человек.
- Поделитесь, какие годы в профессии были самыми счастливыми?
Наверное самые счастливые годы – с 1984 по 1986, когда мы смогли запустить в эксплуатацию ствол шахты «Эксплуатационная» и резко повысить производительность рудника, в том числе за счет перевода рудника на самоходное оборудование. Тогда я был главным инженером, руководителем шахты - Виктор Семенович Кутенев, а парторгом - Леонид Иванович Вотяков. Это титаны, до которых тогда мне было очень далеко. Они меня, молодого, учили, как нужно работать. Без них не было бы рудника.