Поисково-спасательный отряд «ОренСпас» действует в Оренбурге с октября 2011 года. По статистике волонтеры обнаружили около 70% пропавших живыми. Корреспондент «АиФ в Оренбуржье» расспросил Ирину Зацепину – пресс-секретаря «ОренСпаса» и волонтера со стажем о том, что за люди приходят помогать добровольно, в чем нуждаются волонтеры и почему заявлять о пропаже людей надо как можно раньше.
«Иногда сбрасываемся на бензин»
Анна Коннова, «АиФ Оренбург»: Ирина, я помню несколько лет назад в федеральных СМИ один большой начальник из органов сказал, что волонтеры в поисках больше мешают, чем помогают. Ими надо руководить, объяснять, они отнимают время и т.д.
Ирина Зацепина: Нам никогда такого не говорили. У нас всегда были хорошие отношения и с полицией, и со спасателями. «ОренСпас» в прошлом году, наконец, зарегистрировался как некоммерческая организация, сейчас у нас заключены официальные договоры о сотрудничестве с правоохранителями, областной поисково-спасательной службой и региональным МЧС. Лично мне было проще, когда мы были просто «группа товарищей», которые в любое время суток выезжали на поиски, но отчитывались только перед собой и своими соратниками. 2018 год объявлен Годом волонтера, и зарегистрированные организации могут участвовать в грантовых конкурсах. А нам действительно много что необходимо.
- Бензин, фонарики?
- И бензин, и фонари, и рации, навигаторы. Мы же все на своих личных автомобилях. Иногда, когда у кого-то возникает проблема с финансами, сбрасываемся и заправляем машину, чтобы выехать на поиск. Фонари нужны помощнее, рации посовременнее. Когда большие поиски, если криминал, или грибники потерялись, бывает собирается на поиски человек сто. Разбиваемся на группы по пять человек, и хотелось бы, чтоб хотя бы у одного была рация. Так проще координировать поиски и самим не растеряться, потому что есть и такая вероятность. Мы скидываемся раз в месяц на необходимые нужды отряда, что-то необходимое покупаем. У нас, конечно, есть кое-какое оборудование, но от помощи не отказываемся. Нам однажды предприниматель привез пар тридцать резиновых сапог. Пригодились.
У нас сегодня в активе больше 30 человек, которые регулярно участвуют в поисках, расклеивают ориентировки, работают с оперативной информацией. Некоторые уходят, но основной костяк, который с основания «ОренСпаса», остался. Приходят новички, кто-то прикипает душой надолго, некоторые после первого поиска больше на возвращаются в отряд. И это вполне объяснимо. Не каждый готов к ночным выездам, да и родственники не всегда одобряют такой образ жизни.
- Кого искать труднее – детей или взрослых?
- Труднее всего искать пожилых людей, страдающих потерей памяти. Существует представление, что они идут туда, где раньше жили, потому что «жива» длинная память. Ни разу не находили стариков по старым адресам. Никакой логики в их передвижении нет. Надежда на счастливый случай и внимательность неравнодушных граждан.
Если видите растерянного старика – подойдите, расспросите – как зовут, все ли в порядке, предложите помощь. Если стало ясно, что потерялся – отведите в ближайший магазин, где есть охрана, попросите вызвать полицию. А родственникам, у которых есть такие старики, можно посоветовать положить в карман или пришить на одежду записку с именем, адресом или телефоном, по которому с ними можно было бы связаться. Когда начинается поиск подростков – есть хотя бы, с чего начинать - друзья, места, где чаще всего они проводят время. И забудьте вы о трех сутках, которые, якобы, должны пройти со времени пропажи человека. Заявление в полиции обязаны принять сразу, как только у вас возникли подозрения о неладном.
Мы всегда на стороне детей
- Почему из дома бегут дети? Всегда ли это неблагополучные семьи? Приходится ли найденных подростков уговаривать вернуться?
- Хочу сказать сразу: мы всегда на стороне детей. Если бегут – значит в семье проблемы. Однажды искали девочку 12 лет. Причем заявление о пропаже сделала не ее мать, а классный руководитель. Ребенок не пришел в школу, педагог позвонил матери, та ответила, что дочь не ночевала дома, «наверное, была у подруги».
Приезжаем к матери. Она дает нам фото девочки и говорит, что яркая примета – кроссовки с красными цветами. На фотографии – нарядный ребенок, улыбается. Мы начали поиски, обращали внимание при опросе людей на обувь, показывали фото. Результата ноль. Девочку узнала мать ее бывшей одноклассницы, увидев информацию о пропаже в Интернете.
Обуви с яркими цветами на ребенке не было. Получается, что мать даже не знала, в чем дочь ушла в школу. И ничего общего с фотографией. Одежда старенькая, испуганный взгляд. Когда успокоилась, начала плакать и говорить, что бьет отчим. Сказала, что она и не убегала, а просто не хотела идти домой. Маме некогда – у нее еще двое маленьких детей.
Есть «хронические» «бегунки» из нормальных семей, родители не знают, как справиться с таким любителем приключений. Терпение и любовь. И еще раз любовь и терпение. Разговоры о том, как переживают и беспокоятся за него.
- Как вести себя человеку, если видит на улице ребенка с ориентировки?
- Главное – не испугать, вести себя спокойно. Подойти, поговорить, расспросить как себя чувствует. Сказать, что видели объявление о его пропаже и звонить в полицию или на дежурный номер волонтеров. Ни в коем случае не нужно вести ребенка к себе домой, лучше в ближайшее отделение полиции. Чем раньше поступит сообщение, тем больше шансов найти пропавшего.
- Каково с поиском взрослых?
Тоже по-разному все. Классический вариант – поехал на заработки, выпил с незнакомцем, потерял паспорт и деньги… Почему люди не идут в полицию в таких случаях, я объяснить не могу. Зато начинают поиски работы, чтобы «заработать на обратный билет», либо бомжуют до тех пор, пока мы их не найдем и не передадим родственникам.
- Вы сотрудничаете с волонтерами из других регионов?
- Конечно. У нас хорошие отношения с волонтерами из Екатеринбурга, с отрядом «Сокол». Однажды нам сообщили, что у них пропала девушка. По билетам вроде отправилась в Оренбург, к своему возлюбленному. Плодотворно завершились наши совместные с «Соколом» поиски – найдена, жива, хоть жених оказался не тем, за кого себя выдавал.
Белорусские волонтеры отряда «Ангел» помогли нам найти девушку из Оренбурга. Они искали ее там по возможным адресам, а когда нашли - уговорили вернуться домой из Минска.
Из Перми мы находили товарища, который на заработки приехал, чуть в «рабство» не попал. Причем сначала у парня все нормально складывалось. Работал у знакомого, заработал деньги, позвонил с вокзала родным, сказал, что выезжает. Потом через некоторое время еще один звонок, мол, обворовали, вышлите денег, а потом – выключенный телефон и неизвестность. Родственники подают заявление о пропаже человека по месту прописки – в Перми. Сообщают, что скорее всего надо искать в Оренбурге. Документы почтой отправляются из Перми в Оренбург. Хорошо, что есть неравнодушные опера, которые по нашей просьбе прошерстили фамилии задержанных за определенное время и нашли нашего пермяка. Мы хотя бы удостоверились, что он точно был в Оренбурге. Пошли по вокзалам, расспрашивали бомжей. Нашли таких, кто был знаком с нашим разыскиваемым. Узнали, что он вроде уехал с человеком, который возит таких, без документов, на поля работать за еду. Там и нашли. Без документов, без телефона, без денег. Опять вопрос – почему не идут в полицию? Ответа нет.
- Кто задержал «краснокамского педофила» Юрия Тиунова в январе прошлого года?
- Его нашел парень не из «ОренСпаса», узнавший о произошедшем из соцсетей. Преступник находился в районе городской свалки, но, к счастью, не успел причинить серьезного вреда похищенной девочке.
«ОренСпас» постоянно был на связи с пермскими волонтерами. Именно они помогли следствию установить его связь с преступлениями, совершенными в Пермском крае. Стали проверять на причастность к аналогичным преступлениям. Тогда и выяснилась его причастность к надругательствам над двумя мальчиками в Краснокамске и к убийству пермского школьника. Дело передали в Пермь. Следствие длилось почти год, материалов набралось на 42 тома. Приговор о пожизненном лишении свободы вынесли в конце прошлого года.
- Иногда в соцсетях, в обсуждениях под постами о тех, кто найден – живым или мертвым, разворачивается дискуссия – почему, мол, не сообщаются подробности.
- Мы в своей группе ясно дали понять, что не пишем подробностей и не обсуждаем мотивы. Это не наше дело. Наша задача – найти человека.