Его подвиг позже повторят сотни храбрецов и получит имя другого героя, связанного с Оренбуржьем. Но память о Тимофее Курочкине живёт.
Два героя – один подвиг
Морозный февраль 1943-го. Грохот орудий, свист пуль, земля, вздыбленная взрывами. В этот ад шагнули двое — Александр Матросов и Тимофей Курочкин. Оба — в огненном вихре войны, оба — перед лицом смерти. Оба закрыли собой вражеские амбразуры, став живым щитом для своих товарищей. Их подвиг навсегда вписан в историю, но сами они были так разными…
Александру Матросову было всего 19 — мальчишка с горящими глазами, воспитанник Краснохолмского училища, романтик, для которого война стала первым и последним испытанием. Его жизнь оборвалась, едва успев начаться.
А Тимофей Курочкин… Это был мужчина, закалённый годами и тяжёлым крестьянским трудом. Тридцать два года на момент призыва — возраст, когда за плечами уже и служба в Туркестане, и борьба с басмачами, и крепкая семья: жена, сын, две дочки. Он умел держать в руках и саблю, и плуг, знал цену хлебу и слову.
Тимофей Петрович был из тех людей, что строят жизнь своими руками. Поздно научился грамоте, но, едва освоив буквы, потянулся к книгам. Из армии привёз целый сундук знаний — читал запоем, тянулся к наукам. В колхозе управлял хозяйством, лечил скотину, планировал будущее. Даже на фронт уходил не как все — с расчётом. Перед отправкой попросил семью привезти старую будёновку. Знающий человек, он помнил: в кавалерийской атаке кубанку срывает ветром, а эта — застёгивается крепко, как шлем.
Они погибли с разницей в месяц. Матросов — юный, яростный, бросившийся на пулемёт в порыве отчаянной храбрости. Курочкин — опытный, расчётливый, но в решающий миг сделавший тот же выбор.
Их имена навеки вписаны в летопись войны — не только как символы подвига, но и как напоминание: героем можно быть и в девятнадцать, и в тридцать. И неважно, откуда ты родом — из детдома или крестьянской избы. Важно лишь, что в час испытания ты сумел остаться человеком. А земля Оренбургская помнит их обоих.
Чёрные всадники на белом снегу
Тимофей Курочкин был кавалеристом не по приказу, а по духу. Его 11-я гвардейская, рождённая в оренбургских степях, прошла сквозь огонь и снег — от Москвы до Сталинграда. Они рубили фашистов под Тулой, топтали копытами заснеженные поля под Воронежем, а зимой 1943-го получили приказ, достойный древних степных набегов: прорваться в тыл окружённого врага и добить его.
Советские бойцы шли в наступление как лава, которая сметает на своём пути всё. И образ у них был подходящий: чёрные бурки, алые лампасы, сверкающие клинки. В ярком зимнем солнце они неслись по снегу, как тени древних воинов. Итальянцы, привыкшие к окопам и танкам, остолбенели: перед ними была сама война, явившаяся в образе всадников апокалипсиса. Полторы тысячи трупов остались на поле. Остальные бросали оружие, падали на колени, протягивали дрожащие руки — «Камикадзе! Русские камикадзе!»
Казаки, сами обмороженные и измождённые, смотрели на этих замерзающих южан — тощих, в рваных шинелях, с глазами затравленных зверей. Конвоировать их было некому. И тогда русские офицеры делали то, чего никогда не сделал бы враг: выбирали самого толкового пленного, вручали ему записку на ломаном итальянском — «Идите туда, будет хлеб, будет тепло» — и отправляли в степь, как стадо, доверенное пастуху. Те шли. Потому что альтернатива была одна — смерть в снегу.
Но за сломленными итальянцами ждали немцы. Их позиции были выверены, пулемёты пристреляны, минные поля расставлены с холодной немецкой точностью. Здесь не помогли бы ни лихая лава, ни шашки. Здесь нужна была стальная воля. И она у них была.
Тимофей Курочкин знал это. Он прошёл через басмачей, через московские метели, через сталинградский ад. Он умел ждать, умел терпеть. Но когда пришёл час — он пошёл вперёд. Без колебаний.
Путь в бессмертие
Туманное утро 21 января 1943 года. Волоконовка Белгородской области, застывшая в предрассветной тишине, казалась вымершей. Но кавалеристы 33-го гвардейского полка знали — за каждым окном, за каждой подворотней притаилась смерть. Немцы не итальянцы — их не испугаешь лихой атакой, не возьмёшь на испуг. Здесь нужно было выбивать их с каждым перекрёстком, с каждым домом.
Накануне ночью старший сержант Курочкин с тремя бойцами проползли по заснеженным улицам, отмечая огневые точки. Они сделали всё, что могли. Но война — коварная штука: даже у самого опытного разведчика нет гарантий.
И когда на рассвете рота пошла на штурм, из подвала дома на Колхозной улице ударил пулемёт. Не замеченный ночью, тщательно замаскированный дот. Первые ряды атакующих замерли, прижатые к земле свинцовым ливнем.
Тимофей почувствовал жгучую вину — как он мог пропустить эту точку? Без раздумий пополз вперёд. Одна граната — пулемёт замолчал. Бойцы рванулись вперёд — и снова очередь, снова крики раненых. Второй гранаты у него не было.
Он оглянулся. За его спиной, на открытом пространстве, поднимались в атаку десятки бойцов. Его товарищи. Его ответственность. И тогда он принял решение. Не сгоряча, не в порыве — он ведь всегда всё просчитывал. Но сейчас вариантов не оставалось.
Один прыжок — и его грудь накрыла ненасытную пасть амбразуры. Пулемёт замолк, захлебнувшись его кровью... Через два часа Волоконовка была взята.
Документы военных лет разошлись в показаниях. По одним данным - тело старшего сержанта нашли под Волоконовкой и предали земле в Валуйках. По другим - первое захоронение было на местном гражданском кладбище. Правда, как часто бывает, оказалась где-то посередине. Позднее, когда война откатилась на запад, останки героя перенесли в центр посёлка, чтобы каждый прохожий помнил - эта земля полита кровью.
7 июня 1943 года. Ещё гремит война, ещё не переломаны хребет фашизму, но командование уже отмечает героев. Орден Красного Знамени - первая посмертная награда Курочкина. А через полгода, 10 января 1944-го, приходит высшее признание - Указ Президиума Верховного Совета. Золотая Звезда Героя Советского Союза за номером 3259 теперь навеки связана с именем кавалериста из оренбургских степей.
Сегодня в центре Волоконовки стоит памятник. Бронзовый воин смотрит на мир, который отстоял. Монумент встал в 1982 году на том самом месте, где упал Тимофей Курочкин. Его имя носят улицы, его подвиг изучают школьники. В воинской части, где он служил, на вечерней поверке до сих пор звучит: «Гвардии старший сержант Тимофей Петрович Курочкин пал смертью храбрых в боях за свободу и независимость нашей Родины».
Он не увидел Победы. Но он сделал так, чтобы её увидели другие. Среди тех 170 героев, что закрыли амбразуры своими телами, не было одинаковых судеб. Были мальчишки вроде Матросова, рванувшие вперёд с криком «За Родину!». Были степенные мужики вроде Курочкина, делавшие это молча, потому что иначе нельзя. Но всех их объединяло одно: в тот самый миг, когда требовалось выбрать между жизнью и долгом, они не колебались. Потому что за их спинами были товарищи. Потому что это была их земля. Потому что иначе — не могли.
