Этого человека знают многие и в Оренбурге и области. У него за спиной две аспирантуры – Московского государственного университета и Академии госслужбы, курсы по президентской программе, сотрудничество с МГУ, участие в российских проектах, призванных облегчить жизнь детей и студентов с ограниченными возможностями здоровья.
Какой путь надо пройти слабовидящему с самого детства человеку, чтобы реализовать себя, чему учила детей в школе - интернате их любимый педагог, и кому нужны таблички со шрифтом Брайля на входе в автобус? На вопросы отвечает журналист, общественный деятель, член-корреспондент Петровской академии наук и искусств Леонид Шорохов.
От интерната до МГУ
Анна Мурзина, «АиФ Оренбург»: Расскажите, где вы учились, как начинался ваш трудовой путь и что было самым сложным?
Леонид Шорохов: Мой папа - Александр Николаевич - всю жизнь проработал в системе железнодорожного почтамта. Шутил, что образование у него - пять классов с братом на двоих, но при этом был очень грамотным, вступил в партию, много лет был народным заседателем районного суда. К сожалению, он очень рано умер, ему было всего 55 лет. Мама – Роза Григорьевна - всю жизнь проработала в медицине, прожила 84 года. Посвящала большую часть времени мне, моему образованию, потом – внукам. 13 лет была председателем садоводческого общества.
Я слабовидящий с рождения. Но до 18 лет довольно сносно видел одним глазом, а потом пришлось взять трость. Летом родители планировали свои отпуска так, чтобы мы могли выезжать на Урал. Отец научил меня рыбачить, разводить и поддерживать костёр, я неплохо управляюсь с вёслами, так что в походе не пропаду.
Учился в Куйбышеве, потому что в Оренбурге школу для слепых и слабовидящих детей в то время закрыли. Да, это был интернат, конечно, мы скучали, но брошенными себя не чувствовали никогда – родители каждые три недели нас навещали, поддерживали, сиротами мы не были. И класс у нас хороший был. Все получили достойное образование, хорошие семьи сложились.
Закончил 9 классов с семью тройками, сказали, что в 10 класс меня не возьмут. Мама по каким-то каналам вышла на Верхнюю Пышму, там при школе для слепых было медучилище. Вот там я учился практически на одни пятёрки и четвёрки, закончил его и получил специальность массажиста. Проходил практику в областном центре, в «пироговке», был одним из первых, кто открыл кабинет массажа при поликлинике. Проработал там несколько лет, одновременно преподавал в медицинском колледже. Потом - аспирантура госслужбы, аспирантура МГУ, окончил курсы по президентской программе.
Часто вспоминаю слова нашего классного руководителя – прекрасного, интеллигентного человека – Ирины Прокофьевны Киселёвой. Она говорила: «Дети, несмотря на то, что вы незрячие, по уровню своего развития должны быть выше нас, зрячих». В этом году этой замечательной женщине исполнился 91 год, я поддерживаю с ней отношения, стараюсь заботиться.
Иногда открываю папку с дипломами, смотрю на них и задаю себе вопрос – зачем я потратил столько сил и времени на это? Наверное, для того, чтобы сбылись слова моего педагога – я должен уметь и знать больше тех, кто видит.
- Где вы чувствовали себя наиболее востребованным?
- Первоначально это всё-таки журналистика. Я был главным редактором областной газеты пенсионеров, ветеранов и инвалидов «Патриот Оренбуржья», принимал участие в программах областного телевидения и радио. А на втором месте – общественная деятельность.
Я вошёл в экспертную группу по инклюзивному высшему образованию российского Союза ректоров. Ректор МГУ Виктор Садовничий взял за основу нашу инициативу, и был разработан проект по созданию ресурсных центров инклюзии в высшей школе.
Проект направлен на создание для студентов с ограниченными возможностями условий достойной коммуникации в вузовской среде. Раньше были льготы, такие как оплачиваемые чтецы. Сейчас этого нет. Поэтому должна создаваться комфортная тьюторская среда: в любом вузе у незрячего должен быть наставник, должны быть специальные электронные библиотеки и доступ к ним, компьютерные технологии - для сурдоперевода, например.
Что говорить об оренбургских вузах, если даже федеральный - МГУ - в этом плане сильно отставал. Там старая застройка, масса сложностей. Но физмат и филологический факультеты нашли решение для того, чтобы незрячие учились там. Ресурсные центры есть в Казани, Челябинске, в Саратове, в Нижнем Новгороде. В Оренбурге нет, но я планирую заняться этим.
Условно комфортная
- Появление в оренбургских автобусах табличек со шрифтом Брайля - это шаг к доступной среде или больше «пыль в глаза»?
- Я стою на остановке. Подъезжает автобус – меня многие водители в областном центре знают. И вот один из таких громко говорит мне: «Леонид, у нас теперь для тебя – специальная табличка с номером маршрута, набитая шрифтом Брайля». Это хорошо, но она абсолютно не читается из-за слоя пыли. И ещё меня может прихлопнуть дверью, пока я её ищу. Позвонил перевозчику, спросил, для чего это сделали, раз пользы никакой. На что мне ответили: нам сказали повесить – мы повесили.
Какие тут новые технологии, если я с 2004 года прошу решить вопросы с лестницами у городских больниц в Оренбурге – что у первой, что у четвёртой. Там такие ступени, что их трудно преодолеть молодым и зрячим, не говоря о пожилых и слепых. Никаких пандусов или других средств помощи. Это места, куда идут больные люди. В ответ на мои обращения чиновники искренне удивляются, не замечая никаких проблем.
Я живу в Южном посёлке, там сейчас делают большую парковую зону. Но там нет оборудованной остановки общественного транспорта, отличить её от обыкновенного кармана для заезда автомобилей невозможно. В этом месте должен быть скошенный бордюр, а его нет. На всех улицах, где отремонтировали проезжую часть, их тоже нет. Кое-где есть звуковые светофоры, вот, пожалуй, и всё, что для нас сделано. Не знаю, насколько востребованы «умные» остановки у горожан, но они абсолютно бесполезны для незрячих и глухих.
- Почему в области так мало собак - поводырей? Хотя на многих общественных заведениях появились таблички, что здесь им рады.
- В России всего две школы, где профессионалы воспитывают таких собак, и обе в Москве. Это «штучный товар» – подготовка одного поводыря стоит порядка 400 тысяч рублей. За год «выпускают» порядка 70 собак, и всех их разбирают. У нас нет культуры поведения в этом вопросе. Пса-поводыря считают либо пиаром, либо обузой. В Оренбурге всего две таких собаки, по области три. Хозяйка одной уехала с ней учиться в другой регион, вторая живёт и благополучно помогает своей хозяйке в Новотроицке, а третью просто посадили на верёвку во дворе частного дома. Как объяснил человек – «я женился, и необходимость в поводыре отпала». Может быть, стоило отдать собаку тому, кому она нужнее, но такого решения человек не принял.
Мой Джексон – вторая собака - поводырь, первого звали Ньютон. Это члены семьи, которые любишь, как родных.
Джексон знает более 30 маршрутов, он «заточен» на помощь, по-особому воспитан. И если обычному питомцу достаточно прогулки в парке, то собака - поводырь должна идти по дорогам и тротуарам, которые зимой обильно засыпают соляной смесью. Из-за этого подушечки лап сильно страдают, их необходимо смазывать специальным кремом или воском.
- Кто и что делает вас счастливым?
- Это жена Наташа, мои дети – сын и дочь, мой внук. А ещё мой близкий друг Степан Джунджузов, мы вместе учились в школе. Он профессор, доктор исторических наук, преподаёт в педагогическом университете. Я люблю природу и свою дачу. Скоро откроется выставка моей коллекции колокольчиков «Звенящая Вселенная. Прикосновение». Их у меня около 180 - из разных стран и регионов привозили для меня друзья, актёры, музыканты, бизнесмены и учёные. Их можно будет взять в руки и послушать, как они звучат.
