Так повелось, что исстари у каждого сословия в Оренбурге была своя церковь. Но казачий храм Николая Чудотворца уничтожил огонь. Осиротелые служивцы построили себе Георгиевскую церковь. Но шли годы, Форштадт расширялся, и казаки всё чаще вспоминали и лелеяли мечту о старинной церкви. После пожара в 1879 году, который уничтожил верхнюю половину предместья, погорельцам выделили новые земли. А большую площадку на пепелище очистили для основания фундамента новой церкви.
Сквозь огонь и милости
1883 год. Оренбург. Старики, помнившие прежний храм, украдкой смахивали слёзы, наблюдая, как их дети и внуки таскают тяжёлые камни для фундамента. Женщины в скромных платках приносили строителям квас и хлеб, а детишки вертелись под ногами, стараясь помочь, чем могли.
За алтарной частью Никольского собора и по сей день лежат каменные кресты, поросшие мягким мхом. На одной из плит, выщербленной временем, но всё ещё чёткой, выбито имя: «Р.Б. Евфимий (Кольцов). Создатель святаго храма сего». Это он, неутомимый станичник, день за днём обходил дворы, собирал народ на сходки, убеждал жертвовать последнее, сам стоял у каждого камня, проверяя кладку.
Деньги на строительство текли ручейком: бедные вдовы отдавали медяки, зашитые в узелки, зажиточные купцы жертвовали рублями, а некоторые — целыми состояниями. Особо щедрую лепту внёс генерал-майор Иван Чернов, потомственный казак, чей род испокон веков стоял на защите этих земель.
Но не обошлось без испытаний. Уже почти готовый иконостас, над которым трудились лучшие мастера, погиб в огне — мастерская иконописца сгорела дотла в одну из ветреных ночей. Казалось, беда неотвратима, но московский живописец Соколов, узнав о случившемся, спешно взялся за работу. К Великому посту 1885 года храм озарился ликами святых, написанными в древнегреческом стиле — их золотые нимбы сверкали в свете лампад.
А вот колокола всё не было… Казаки молились в тишине, и лишь эхо их голосов отражалось от голых стен. Но Провидение распорядилось иначе: в духовном училище оказался лишний колокол — слишком большой для их колокольни. Купец Дегтярёв, тронутый искренними мольбами станичников, без раздумий отдал его новому храму. И когда впервые над Форштадтом разнёсся его густой звон, многие плакали от радости.
Цесаревич и пропавшее Евангелие
В канун праздника Николая Чудотворца, когда ещё пахло свежей краской и древесной смолой, в недостроенную церковь внесли драгоценный дар — напрестольное Евангелие в серебряном окладе, украшенное медальонами с ликами апостолов. Надпись на обложке гласила: «В церковь Святителя и Чудотворца Николая Оренбургской станицы от атамана казачьих войск наследника цесаревича Николая Александровича».
Однопрестольный храм построили всего за три года, и в 1886 году его торжественно освятили. А в 1910 году к нему пристроили Успенский и Пантелеимоновский приделы. В 1960-х появился придел во имя Всех Святых.
1930-е. Время, когда рушились не только храмы, но и сама вера под ударами безбожной власти. Оренбург лишился своих святынь одного за другим: величественный Спасо-Преображенский собор, уютный Введенский, старинный Троицкий, сердце города – Казанско-Богородицкий собор – всё сравняли с землёй. Казалось, ничто не устоит. Но Никольская церковь устояла.
Говорят, в начале 1930-х здесь было явление Божией Матери. Сторожа, пожилая чета, закрывавшая храм на ночь, услышали странный шум. Осторожно заглянули внутрь — и застыли на пороге: Богородица сошла с иконы и, склонив голову, молилась перед Распятием. В слабом свете лампад её силуэт казался почти прозрачным. Когда видение исчезло, супруги, дрожа, перекрестились.
Владыка Арсений, узнав об этом, лишь твёрдо сказал: «Сей храм не будет разрушен». И добавил, уже перед третьим арестом, когда его уводили чекисты: «Он будет собором». Так и случилось.
Архив НКВД и ночные молитвы
В 1935 году храм официально закрыли. Святыни вывезли – кто-то говорил, что в музеи, кто-то – что на переплавку. В здании сначала устроили общежитие для рабочих, потом — секретный архив НКВД. Говорили, что среди этих бумаг были дела на самих верующих.
Но люди не сдавались. Собирались тайком, молились в сарае у стен церкви, пока в 1944-м им не разрешили вернуться. Да и то каждый шаг контролировался. Даже побелку стен нужно было согласовывать с уполномоченным, который сидел в своём кабинете и равнодушно ставил печати. Просфорную строили ночами, тайком, передавая кирпичи из рук в руки по живой цепочке.
Комсомольцы дежурили у входа, записывали фамилии прихожан. Тех, кого узнавали, ждали увольнения, а то и хуже.
Митрополит Мануил Лемешевский, сам прошедший тюрьмы и ссылки, вернул храму его главную святыню — список Табынской иконы Божией Матери. Его ученик, будущий митрополит Иоанн Снычёв, написал акафист, который и теперь звучит под сводами собора, собирая сотни верующих.
Дольше всех на Оренбургской кафедре пробыл владыка Леонтий (Бондарь) - 36 лет. Он стал поистине народным батюшкой, всеми любимым влыдыкой. Он скончался в 1999 году, его похоронили прямо в соборе, а сверху укрыли белой гробницей.
Сегодня здесь хранится ещё одна чудотворная икона — «Скоропослушница» из Городища. К ней, как и века назад, идут страждущие, надеясь на милость Заступницы. Старушки шепчут перед ней молитвы, молодые матери прижимают к груди больных детей, а бывалые казаки, сняв папахи, просят защиты перед дальней дорогой.
Никольский собор в самые черные годы он оставался единственной крепостью веры, как когда-то казаки держали рубежи. И пусть купола его теперь иные, пусть колокольня выросла выше – дух его неизменен. Как и сто лет назад, здесь звучит молитва. И, кажется, сам Николай Чудотворец незримо хранит этот дом, а в тишине, если прислушаться, можно услышать шепот старых стен, помнящих и радости, и горести тех, кто приходил сюда с надеждой.
Подписывайтесь на АиФ в  MAX
|
