Дети войны – особые люди. Их память что-то не сохранила совсем, а что-то напротив – хранит уже много десятилетий.
Когда началась Великая Отечественная, Нине Ивановне Коржемановой было всего четыре года. Её рассказ – о том, как выживали, жили надеждой и встречали Победу оренбургские семьи.
«Он вернётся!»
К нашей семье из пяти человек подселили ещё пятерых. Вся квартира была заставлена чужими вещами, свободного пространства совсем не было. Единственным остававшимся для наших с подружкой игр стало место под столом. За ним старшие делали уроки, готовилась пища, чинилась одежда. Здесь же ели и просто собирались по вечерам взрослые. Керосиновая лампа была одна. Мы под столом играли в куклы, и если кто-то вытягивал ногу и задевал нас, нужно было просто легонько постучать по ней, её тут же убирали.
Я помню, как провожали на фронт моего старшего брата Петю. Помню суету и сосредоточенность мамы и женщин, непонятные разговоры. А потом вдруг кто-то из них говорит: «А давайте Ниночку спросим!». Меня ставят на табурет и задают вопрос: «Скажи, Петя вернётся с фронта?». И я ответила, что да, вернётся.
В Оренбурге в 1943-44 годах свирепствовала малярия, её лечили дома акрихином. Я тоже переболела. Мама рассказывала, как несколько дней я металась в температуре под сорок градусов, озноб и рвота изводили слабый организм, но болезнь была побеждена. Тяжелее было от недоедания. Детям – потому что постоянно хотелось есть, матерям – потому что нечего было им дать. Но иногда случались почти что праздники.
У нас за Сакмарой где-то на поляне была посажена картошка. Взрослые собирали в округе валежник, грибы, какую-то траву, из которой варили похлёбку. У меня обязанностей не было – слишком мала ещё. Но помню, как однажды объездчик маме отсыпал в передник овёс из лошадиной торбы. Мама долго толкла зёрна, веяла, но часть мякины так и не удалось освободить. Утром, уходя, она сказала, что на столе в чашке каша, её можно есть. Я спросила – сколько можно съесть, а мама ответила – сколько захочешь.
Помню, что мужчина держал в руках какой-то ремешок, а конь был каурой масти. В первый раз за всю войну я наелась досыта, я до сих пор благодарна и тому мужчине, и коню.
Законы взаимопомощи
В школу я пошла в 1945 году, меня приняли в третью железнодорожную школу, филиал которой для начальных классов находился в приспособленном помещении на пересечении улиц Терешковой и 1-го Мая. Учились в две и три смены, в здании размещался и госпиталь для раненых бойцов, поэтому семилетних в школу не брали.
Во время большой перемены наша учительница Н.М. Касаткина велела всем положить на край парты по листку чистой бумаги и скомандовала: «Всем руки за спину!». Потом каждому на листочек положили кусочек хлеба, смоченный водой и посыпанный сахаром – примерно 50 граммов. Кто-то съедал его сразу, кто-то прятал в сумку для младших сестёр и братьев. Этот хлеб оплачивало министерство путей сообщения. Вспоминая об этом с одноклассниками, мы разошлись в подробностях. Кто-то запомнил его серым, кто-то чёрным, а я – белым!
Я помню, как бегали к соседям есть варево из костей. Его томили в печке несколько дней, оно было похоже на клей, мы черпали его из чугунка ладошками и ели. Причём, им делились не только с детьми родных, но и с соседскими, с одноклассниками, с друзьями друзей. Такие законы взаимопомощи мы усвоили с детства.
А взрослые понимали, что нам придётся восстанавливать страну через 10 лет, трудиться там, куда не вернутся погибающие на фронтах мужчины. Поэтому нас берегли, как могли, отдавая последнее.
И в то же время на нас лежала ответственность за ещё более маленьких братьев и сестёр. Я запомнила рассказ своей приятельницы, которой было шесть лет в 1944 году. Мама, уходя рано утром на работу, разбудила её и наказала, что нужно делать. С ней оставались сестра и брат, которым было 4 и 3 года. Девочка выслушала, уронила голову на подушку и мгновенно заснула. Позже, когда все проснулись, старшая стала искать еду, но ничего не смогла найти, проплакали втроём целый день. Мать вернулась вечером, выслушала заплаканных детей и вытащила из печи чугунок с кашей, которая успела прокиснуть. Теперь уже плакали четверо.
День Победы
Весной 45-го года я ещё ходила в детский сад. Самых надёжных и рослых выбирали для того, чтобы забирать из магазина на всю группу хлеб. Самое главное было удержаться и не откусить, ведь иначе в следующий раз нас бы не взяли на такое ответственное задание.
И ещё одно воспоминание осталось со мной на всю жизнь. В июне в Оренбуржье ждали эшелон с воинами-победителями. К встрече готовились все, включая семьи, куда пришли похоронки. Все надеялись на чудо, ведь иногда случались ошибки, и страшные вести приходили не по верному адресу.
Женщины доставали старенькие платья, чистили и гладили их, а ещё – пролежавшие без надобности несколько лет бусы, брошки, то, что не удалось поменять на еду и одежду в нелёгкие времена. Подростков накануне отправили в поля за цветами.
Нам встречать было некого: дядя и один брат погибли, другой брат вернулся раненым, сестра – после демобилизации тоже уже была дома. Но мы всё равно пошли с мамой на вокзал.
И вот подходит эшелон. Крики, смех, слёзы, костыли, армейские пилотки и женские косынки, марлевые повязки – всё смешалось! Я стояла, прижимая к себе букет из разнотравья. И кто-то вдруг сказал: «Ну чего же ты, отдай цветы-то», «Кому?» - выдохнула я. «Любому солдату!».
Я огляделась, выбрала и пошла. Солдат поставил на землю фанерный чемодан, одёрнул гимнастёрку. Его никто не встречал. Я протянула ему букет и сказала: «С Победой Вас!». Он погладил меня по голове и ответил: «Спасибо, детка, живи без войны» и заплакал.
Поэтому я думаю, что самое дорогое для человека – это мир. Дети должны расти сытыми и ухоженными, беззаботными, с мамами и папами. Нас сумели сохранить, дать образование. Я училась в Московском технологическом институте пищевой промышленности, потом запускала по всей области хлебозаводы. Приходилось работать в сложных условиях, но я знала, что это мой долг перед теми, кто защитил страну в годы Великой Отечественной.