Институт степи вырос при Оренбургском политехническом и сельскохозяйственном институтах из лаборатории мелиорации ландшафтов и отдела степного природопользования Уральского отделения Академии наук. Именно Институту мы обязаны открытием заповедников: «Шайтан-Тау», «Бузулукский бор», «Оренбургский», «Предуральская степь» и других. Его основатель и директор Александр Чибилев, вице-президент Русского Географического общества (РГО), председатель Постоянной Природоохранной комиссии РГО, рассказал корреспонденту «АиФ Оренбург» об основных достижениях института, о том, как они внедряются в жизнь, а также с чем приходится сталкиваться ученым в борьбе за гармоничное сосуществования природы и человека.
От хоздоговоров к фундаментальности
«АиФ Оренбург», Людмила Максимова: Александр Александрович, выходит, наука о степи родилась в Оренбурге из чисто практических задач по ее правильному использованию? 
Александр Чибилев: Я вернулся после службы в армии в Оренбургскую область в 1973 году. Тогда при политехническом институте действовал научно-исследовательский сектор, который работал по хоздоговорам.
В 1975 году при политехническом институте основали первый в СССР научно-исследовательский институт охраны и рационального использования природных ресурсов в Оренбурге. Институт на общественных началах, чисто хоздоговорной. Директором стал Хоментовский. А я выполнял обязанности ученого секретаря и еще заместителя по науке.
Такой вы ее не видели. Оренбургская степь в фотообъективе Сергея Жданова | Фотогалерея
Идея создать Институт степи родилась еще во времена учебы в университете. В 1987 году я опубликовал статью, в которой говорилось о несправедливости того, что уникальная природная зона, дающая 70 процентов сельхозпродукции, где проживает значительная часть населения, не имеет самостоятельного института. По северу страны было создано много институтов болотоведения, мерзлоты, северной экологии. Страна большая, а на степь Академия не обращала внимания. Тогда я обосновал эту идею и сделал вывод, что степное природопользование должно обслуживаться наукой степеведением. Специфика УрО РАН такова, что здесь никогда не было географических институтов, отделение специализировалось на металлургии, геологии, химии. Стало очевидным, что мы развиваем обособленное направление наук о Земле и руководство Академии наук СССР это заметило.
Институт степи был создан в сложные 90-е годы. Многое закрывалось, а мы, наоборот, открылись. Поэтому наш институт получился малочисленным. И еще немаловажно, что он возник снизу. Москва шла с осторожностью на создание новых институтов. Нужно было показать, что нас будет поддерживать область. В столице обратили внимание на письмо главы региона, где было сказано о том, что будет на 50 процентов нас финансировать. Это сыграло роль. Однако мы никогда от области не получали этой доли.
- Чего вы добились за эти годы?
- У нас много направлений работы. Есть результаты глобального, национального, регионального и локального уровней.
Мы каждому району подготовили атлас и учебники по географии. В 1997 году собрали первый съезд степеведов - международный симпозиум «Степи Евразии». Степеведы приезжают к нам раз в три года. Почему к нам все приезжают? Потому что у нас большую часть работы занимает экспедиционная деятельность. Степная зона большая - от Австрии и до Китая. Каждый год мы проводим экспедиции в разных странах и регионах степной Евразии, во время которых встречаемся со своими коллегами и приглашаем в Оренбург.
Также, находясь в Оренбурге, занимаемся Уральскими горами. Все по тому, что в Уральском отделении больше нет географических институтов. Нишу нужно занимать. А мы находимся на перекрестке: с Запада на Восток степь, с севера на юг - Уральские горы. Это и есть наш крест - физическая география Уральского региона и степной зоны Евразии. Уральскому региону посвящены многие монографии нашего института.
Сохраняем остатки степи
- Большую часть ваших исследований занимает жизнь степей. В каком они состоянии сегодня в нашем регионе после страданий от земледельческого освоения?
- Постцелинная ситуация - один из поводов создания нашего института. Когда целину пахали, о степях никто не думал. Удобно - утром трактор уходит в одну сторону, горизонта не видно, вечером обратно. Никто тогда не защитил или не успел защитить степи: почвовед или ботаник работают, утром просыпаются, а вокруг все распахано. Распахали даже непригодные для этого земли.
Наша главная задача - необходимость воссоздания, реставрации степей. Для этого нужен был независимый институт, не институт сельского хозяйства или нефти и газа, который смотрит на нашу степь как на ресурс. Нужно было сказать слово в защиту коренных обитателей и в целом степного ландшафта. Мы пытаемся сохранить не то, что нужно, а то, что осталось от степей, а осталось очень мало. Равнинные степи мы потеряли навсегда… Степь сохранилась в убежищах: на холмистых участках, на легких песчаных или каменистых почвах, высоко в горах - то есть там, где не удобно пахать или еще на землях полигонов. Они чудом уцелели.
Именно в таком месте мы создали сначала четыре, а затем пятый участок степного заповедника. Мы трудились над ним 15 лет: либо мы плохо работаем, либо сопротивление большое от землепользователей. А лесостепной заповедник «Шайтан-Тау» был создан два года назад. Мысли о его создании высказывались еще в 30-е годы, на его создание тоже ушло около 40 лет.
- К вам прислушиваются? Достижения не пропадают зря?
- Прислушиваются, но власти меняются. Я работаю уже при многих руководителях и правительствах и каждый раз приходится начинать сначала. Нет преемственности. Необходимо, чтобы при смене руководителя, правительства все лучшее, ценное передавалось преемникам… Наши результаты еще мало востребованы. Например, в сфере туризма пользуются всем, что мы открываем. Мы располагаем всем необходимым для создания комплексного Атласа Оренбургской области как своеобразной модели развития, которая определяет правильное размещение хозяйства, выделяет очаги опасности и нагрузки, с тем, чтобы гармонично развивать территорию. Постепенно эти знания попадают и в вузы и дальше доходят до руководителей. Кто желает грамотно руководить территорией, должен знать, чем он располагает. «Не зная географии, нельзя хозяйничать», - это слова С.С.Неуструева на открытии в городе Оренбурге первой Высшей вольной школы 20 октября 1918 года. Прежде, чем посеять, нужно знать, как работать с почвой. Может, здесь лучше пасти скот и получать дешевое качественное мясо.
Вот говорят, что река Урал сильно обмельчала, но это его особенность. Самое главное - не строить плотины, как на реке Волге. То, что река Урал живая - наша заслуга. В те годы, когда осетровые ценились в стране, мы с их помощью остановили создание новых плотин. В 80-90-е годы Урал давал до трети мирового улова осетровых и производства икры. Сейчас это утрачено из-за отсутствия на реке единого органа охраны и управления. В 1972 году было специальное Постановление КПСС о сохранении бассейнов рек Волги и Урала. Урал остался последней незарегулированной рекой. Река живая, пока течет. А из-за плотин появляются своеобразные тромбы, приводящие к ее гибели. В 2016 году проводилась уже 20-я российско-казахстанская экспедиция по реке Урал, но до сих пор не подписано межгосударственное соглашение о совместном управлении этим единым бассейном.
Лошади Пржевальского в оренбургских степях | Фотогалерея
Лошади Пржевальского в оренбургских степях | Фотогалерея
Помимо подобных глобальных проблем, у нас немало локальных задач. Наши степи должны, в первую очередь, использоваться как пастбища. А уже на лучших землях нужно получать высокий урожай. Зачем тратить силы на заведомо малопродуктивные земли? Сложно убедить, что нам не шесть миллионов гектаров пашни надо, а не больше трех. Пастбищное скотоводство – самый универсальный путь сохранения степных ландшафтов. Кстати, можно и зимой пасти скот. При неглубоком снеге копытные добывают траву, соответственно степь от этого лучше возрождается. А если остается много сухой травы, она обязательно сгорит. Бывают годы, когда некоторые районы на 40 процентов выгорают. У нас защищают леса, населенные пункты, а степь - нет. А то, что мы выжигаем живую природу, об этом никто не думает. Мало того, какие-то специалисты придумали, что пожар полезен для степи. Так мы оправдываем свое варварство, что не смогли остановить огонь. Раньше выжигали в военных целях, чтобы кочевники не могли прийти со своими стадами, чтобы молодняк где-то пасти на молоденькой травке.
Мы вынуждены защищать последние островки жизни. Для этого мы выявили более 500 памятников природы. Это то, что осталось. Если их не зарегистрировать и не охранять, они исчезнут, их сравняют с землей. В свое время даже скалу Верблюд в Светлинском районе пытались растащить как строительный материал.
- А в Оренбуржье еще много неизученных страниц?
- Чем больше изучаешь, тем больше становится неизученного. Главное, нужно опираться на знания предшественников и идти дальше. Основная задача фундаментальной науки добывать новые знания. Необходимы экспедиции, лабораторные исследования. Географы как разведчики. После них следуют более глубокие исследования. Требуется дорогостоящее оборудование, которого не хватает. То, что есть в крупных институтах и у нас - несопоставимо. Наш институт - это песчинка в Уральском Отделении. Наука вообще неравномерна распределена. Нельзя же всю науку сосредотачивать в столицах, Екатеринбурге, Новосибирске. Кто-то же должен работать в таких регионах, как наш.
Откуда пошли бренды?
- Вы проводите крупнейшие исследования. Вам хватает кадров и средств?
- У нас около 50 сотрудников. Регион наш ранее не был известен наукой. В столице считали, что здесь не будет высоких результатов, поэтому институт создан как малая единица. Да и сегодня наука не в приоритете. Нам негде размещать гербарную коллекцию и коллекцию минералов. Ведь наша работа как будто бы не нужна региону. Мы не работаем на нефтяную промышленность. Мы как бы даже против нее. Разрабатываем какие-то ограничения. А зачем развивать институт, который мешает получать сиюминутную выгоду? Но мы снабжаем результатами своих исследований долгосрочные проекты. Их используют активно в области образования. Мы открыли потенциал туризма. Именно после наших симпозиумов появились новые оренбургские бренды, такие как «сердце Евразии», «евразийский перекресток», «степная столица», хотя раньше все заканчивалось на «степях оренбургских». Вместе с тем, в условиях кризиса финансирование снижается. В последние годы только благодаря поддержке федеральных научных фондов, грантов Русского географического общества нам удается проводить масштабные экспедиции и издавать труды.
- Видимо, в связи с этим вы вспоминаете другие времена, когда ученые делали открытия в стабильно финансирующем науку Советском Союзе?
- Плюсов тогда, действительно, было много. Одним из положительных качеств была стабильность. От ученых не требовали сиюминутного результата, но были и недостатки, связанные с идеологией. Работали и обслуживали великие стройки коммунизма. Разные идеи возникали в умах не очень умных людей, которые уводили науку на ложный путь. Знаете, как появилась целина? Одни ученые сказали, что СССР можно распахать 13 миллионов гектаров, а другие сказали, мы можем найти 42 миллиона гектаров, - и нашли… Долгие годы в стране преобладал «природопокорительский синдром». природу можно победить, горы свернуть, реки зарегулировать. Вплоть до абсурдных идей в биологии, географии, варварских методов добычи полезных ископаемых и т.д.
Сейчас идет трудная реформа в Академии наук. Мы абсолютно не знаем, что произойдет. Возникла идея объединения институтов, - как нам соперничать с крупными научными коллективами? Там другие ресурсы. В Оренбурге все институты разные по тематике. Как нас в один собрать? Мы добивались определенных результатов, потому что были самостоятельны все 20 лет и имели, хотя и небольшое, но стабильное финансирование. Даже в 90-е годы мы не задерживали зарплату. Мы свободно излагали свои мысли, реально внедряли свои разработки в науку и практику, потому что не было жесткого администрирования. Многое из того, что мы сделали, было немыслимо при жестком руководстве и подчинении какой-либо идеологии. И сейчас перед нами стоит новая сложная задача - найти место Института степи в реформируемой Российской академии наук.
Антикризисные программы правительства будут готовы только в марте 
Куда едем? В Оренбурге появятся единые стандарты пассажирских перевозок 
Оренбургской области требуется модернизация во всех сферах экономики 
Кому нельзя в декрет? Как мотивировать врачей ехать на село 
Экономика по-оренбургски